О ней данный, знаменитый на весь мир писатель поведал в одной из газетных статей, которая увидела свет в одна тысяча восемьсот девяносто девятом году, будучи опубликованной в журнальном издании под названием «Эдитор». Многие считают, что идеи, изложенные популярным автором по поводу того, что из себя представляет наиболее правильный творческий подход, обладающий наилучшей философией, актуальны и в наше, конечно же, тоже очень непростое время. Соответственно, о чём же столь интересном и предположительно бесспорно ценном идёт речь? Об этом мы и поговорим в данном материале.

Общая информация о них весьма занимательна, особенно, с учётом того, что ещё и показательна. Ибо личности они получаются официально хоть куда, то есть, признанные вплоть до того, что гениальными, из-за чего творчество некоторых из них возведёно в ранг национальных достояний, но при этом, что очень важно, поступать в реальной жизни так, как написано в созданных ими книжках, хоть лирических, хоть поэтических, классического, как впрочем, и любого другого содержания крайне не рекомендуется.

Он действительно состоялся в Париже в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году тридцать первого числа в январе месяце. Заседание проходило в палате городского суда, имеющей шестой номер. Суть рассматриваемого дела состояла в том, что некий Густав Флобер написал роман о жизненном пути дамы по фамилии Бовари, а два его подельника, ну или соучастника оный растиражировали в массах. Одним из них был господин Пиша, являющийся редактором журнального издания, напечатавшего данное литературное произведение, а другим оказался типографных дел мастер Пилле.

В этом произведении автор постарался передать эмоционально-ментальную атмосферу революции, которая его, судя по всему, переполняла различными переживаниями. Всё больше проникаясь духом тех событий столетней давности, он явно рвался, как можно ярче выразить их букву. Запечатлеть их в виде берущего за живое литературного творения. Блока явно захватывала противоречивость восстания, процесса смена одного государственного строя другим, ранее невиданным, опасным, уже сходу кровавым, но при этом много чего обещающим. Эту животрепещущую двоякость он и излил в виде «Двенадцати».