Она, конечно же, являлась основой творчества этого писателя, как, впрочем и всех остальных, живших в какие бы то ни было времена. Просто потому, что в нашем обществе испокон даже не веков, а тысячелетий ни на что иное не было спроса. Люди, сколько себя помнят, хотели драться, страдать и умирать. Единственное, что им при этом, позволило вырасти в их численности, так это смещение эпицентра активности взаимных, по-прежнему омерзительно-унизительных издевательств с полей сражений в лоно порно борьбы.

Они все такие, причём, во все времена, иначе, их банально не печатали бы, причём, вообще. Злое общество, а оно у нас даже не злое, а лютое и крайне лживое, не может не жить утопией, абсурдом. Это ясно. При этом, само собой разумеется, оно никогда не допустит того, чтобы в его рядах открыто пропагандировалось нечто иное, кроме искреннее близкого его чернющей душе. Как и понятно, что оно никогда не признает, что умышленно только и занимается раскручиванием культа страданий и порождаемых ими неминуемых смертей.

Оно загадочное у всех литераторов, в том числе, и Густава. Ведь, чем больше ознакамливаешься с творчеством Флобера, тем больше задаёшься вопросом о том, а зачем, собственно, он всё это писал? Ну, то есть, пользы-то от его произведения никакой не было, да и быть не могло. Это просто некие россказни о плохих судьбах хороших и не очень персонажей, которые зачем-то издавались публично неким тиражом, изначально в сути своей неспособные привнести в наш мир ничего стоящего, ничего, что помогло бы сделать его благополучным.

Этот момент почему-то постоянно выпадает при описании жизнедеятельности Александра. А ведь он, несомненно, был ключевым, задающим тон. Ибо стихи – стихами, а жить на что-то надо. Ну, или, в данном случае более уместно будет заметить, что уж ежели та или иная семья доросла до довольно высокого уровня материального достатка, то чёрта с два она, входящие в неё богатые индивидуумы захотят расстаться со своим благополучием, тем более, отдав его какому-то там народу – этим злобным лапотникам, которые работать не хотят, а только и думают, кого бы вздуть.